< О чем клиенты врут психологам - Психолог

О чем клиенты врут психологам

Клиенты. С кем я не работаю?

О чем клиенты врут психологам
natakholina

     Так много слов было сказано о важности психотерапии, ее возможностях и смысле для клиента. Надеюсь, что и еще немало прозвучит.

Однако любому психотерапевту – начинающему или давно практикующему –  важно понимать и оценивать ограничения своих возможностей, и знать о тех клиентских случаях, с которыми  именно этот психолог не станет работать.

С чем могут быть связаны эти ограничения – отдельная тема для прояснения, и про границы своих  возможностей я расскажу ниже, а начать разговор об ограничениях в работе я хочу со статьи, автором которой является  психолог Полина Гавердовская . Статья так и называется:  «С  КЕМ  Я  НЕ  РАБОТАЮ?»

Что мы знаем о лисе? Ничего. Да и то не все.
Борис Заходер

      Практикующий психолог, как и любой нормальный профессионал, любит получать удовольствие от работы. Чтобы работать было интересно, и чтобы начатое дело всегда было бы можно довести до конца. Чтобы в конце последней встречи ему еще и сказали бы «спасибо». Да, это всегда приятно. Это означает, что есть что-то в нашем деле кроме денег.

Но. Не всякий раз это удается. Волшебное слово «мотивация» известно сейчас всем. Мотивированный клиент – это человек, который хочет меняться и готов приносить ради этого какие-то определенные жертвы: время, деньги, удобство. Только в этом случае мы можем что-то сделать. К сожалению, именно это и отличает нас в невыгодную сторону от, скажем, стоматологов.

Его клиент должен приехать, заплатить и открыть рот, всё остальное можно сделать при помощи знаний и инструментария. Люди, которые приходят к нам, должны кроме денег и времени прикладывать еще и душевные усилия. Как ни странно – проблема в этом. Денег и времени порой не жаль, но некий стресс, связанный с психологической работой, может вынести не каждый.

А лишь тот, кто был достаточно мотивирован изначально.

Коллеги, вам знакомо это волшебное чувство, когда, отложив домашние дела, сдав детей няне или бабушке (или проводив их в школу-институт), вы (вместо супермаркета или спортзала) приехали в офис на встречу с клиентом, который не пришел? Особенно сильно это чувство, если вы платите за офис почасовую арендную плату.
А также няне – за работу, и таксисту – чтоб доставил на встречу с клиентом без опоздания!
(Здесь и далее дополнение курсивом  Н.Х.)

Хотите, чтобы оно (это волшебное чувство) посещало вас как можно реже? Тогда поговорите чуть подробнее с человеком, который звонит, чтобы записаться к вам на прием.

 Вот список тревожных симптомов, заметив которые я не беру клиента на терапию.

 Противопоказания к первичному приему, первый телефонный разговор.

1. Просьба типа «Запишите мою подругу», «Я ищу психолога для своей мамы», «Моей девушке нужна помощь» и так далее. Отвечать всегда следует: «Пусть она (он) сам(а) перезвонит мне.

2. Просьба записать себя на далекую дату вперед. Вместо этого следует предложить перезвонить ближе к предполагаемой дате и записаться.

3. Просьба записать себя, когда при этом не спрашивают адрес. Обычно говорят: «Я позвоню накануне встречи, чтобы записать дорогу». Вместо этого следует предложить перезвонить ближе к предполагаемой дате, записаться и сразу записать дорогу.

4. Вопросы типа «Где вы учились?», «Сколько лет вы работаете?», «Достаточно ли вы квалифицированы?», «Приходилось ли вам сталкиваться с проблемой типа моей?». И так далее.

Я ни в коем случае не хочу сказать, что клиент не имеет права задавать такие вопросы, о нет. Конечно же, он имеет такое право. И вы даже можете подробно ответить на все эти и другие вопросы, которые вам зададут. Но при этом следует иметь в виду, что у вас почасовая арендная плата за офис: такой клиент, скорее всего, никогда не придет. Таков мой опыт.

5. Просьба «Подъехать куда-нибудь поговорить» потому, что «вы живете не в центре».

6. Фразы типа «А почему вы принимаете не в центре?», «Чертановская (Бутово, Новогиреево, Щёлковская?) Ах, как это далеко!» … и так далее.

7. Большие сложности с выбором даты и времени первой встречи. Если третий, предложенный вами вариант даты и времени не подходит клиенту – не предлагайте четвертого.

8. Слезы во время первого разговора.

Это говорит, как минимум, о неустойчивой психической конституции и низкой степени социальной адаптации человека. Как максимум – о наличии у человека пограничного личностного расстройства. Пожалуйста, не думайте, что любой депрессивный или находящийся в личностном или ситуативном кризисе человек будет плакать, беседуя с незнакомым ему человеком по телефону.

Нормально адаптированный, пусть даже крайне расстроенный человек, обычно может взять себя в руки и совершить деловой телефонный звонок. Другие варианты поведения говорят о том, что частный психологический прием, увы, вряд ли способен ему помочь.

Если у вас есть достойный доверия контакт с психиатрической клиникой, в данном случае вы можете им поделиться со звонящим.

9. Просьба во время первого разговора «принять немедленно» или вне расписания.

Я категорически не советую менять расписание ради «экстренного» клиента, если он не направлен к вам человеком, которому вы полностью доверяете. Даже если вы теоретически можете принять обратившегося к вам человека в срочном порядке – лучше не делать этого.

Импульсивность – одно из противопоказаний к длительной работе. Сессия с первичным клиентом в стиле «психологической скорой помощи», как правило, не приносит удовлетворения терапевту и облегчения – клиенту.

Потому, что хорошие вещи не делаются быстро, особенно – в нашем деле.

Вместо этого следует предложить человеку встречу в один из ближайших рабочих дней, но будет лучше, если это не будет завтрашний день. Лучше – через день. И если послезавтра вы увидите его – возможно, он сможет работать.

Противопоказания к длительной терапевтической работе, специфичные для нынешнего ээ… исторического момента.

10. Возраст до 20 лет.

Объясняю. Серьезное психическое расстройство – не является материалом работы частного психолога. Обыденные же проблемы в таком возрасте проходят очень быстро, и мотивация к длительной работе немедленно исчезает.

Как правило, клиент такого возраста покидает психолога на 3-5 раз, когда снижается неспецифическая тревога.

Такое бывает, правда, и с людьми более взрослыми (например,  инфантильными, незрелыми, а также людьми с нарциссической структурой личности), но это по одному возрасту уже не выявишь, все равно нужна диагностическая встреча, а порой не одна.

11. Несколько опозданий подряд.

12. Срыв или перенос одной из первых десяти встреч. Я не рекомендую продолжать терапию в таком случае.

13. Решение клиента отложить терапию в связи с некими внешними не катастрофическими причинами: переезд, обмен квартир, смена работы, др. В этом случае я не рекомендую продолжение терапии, даже если от клиента поступит такой запрос. В случае острой необходимости можно передать его кому-то из коллег, описав предысторию и мотивацию собственного отказа.

 (Источник: //gaverdovskaya.ru/public/interview/story1153.htm)

 * * *

Продолжая  тему моих собственных ограничений в работе, для начала скажу, что разделяю каждое, сказанное  Полиной, слово – все перечисленные «симптомы» на 95% свидетельствуют о том, что стабильной, серьезной и продуктивной работы с таким клиентом не получится.

Что могу добавить от себя?

Непосредственно к телефонным переговорам:

— Попытка вывалить «всю суть» своей проблемы в первом телефонном разговоре.

Я понимаю, что звонящий человек испытывает волнение и тревогу, и, делясь своей ситуацией, надеется удостовериться, понимает ли психолог в чем дело и готов ли взяться за такой случай.

Поэтому если психолог выразил свое понимание и предложил продолжить обсуждение на очной встрече, готовый к работе клиент, скорее всего, приостановит свое повествование и сможет перейти к деловой части разговора.

Клиент, игнорирующий слова психотерапевта, скорее всего звонит не для будущей совместной работы.

Такому человеку нужна либо «халявная» помощь по телефону (с тенденцией «выжать до последней капельки» все, что можно, из такого разговора), либо ему одиноко, он крайне нестабилен психически или хочет излить свои страдания (без личного вклада опять же), используя психолога в качестве «психологического унитаза». Ни о какой совместной работе тут и речи не идет.

— Требование оказать первую помощь по телефону.

Я не отрицаю важности и в некоторых случаях крайней необходимости телефонной психологической помощи, однако сама работаю в этом формате крайне редко. И если звонящий настойчиво просит продолжить консультирование только по телефону, не приводя для этой просьбы серьезных и внятных аргументов, я наверняка откажу.

— Преувеличенно агрессивная форма ведения разговора.

Порой бывает, что впервые звонящий психологу  человек столь напуган, что бессознательно начинает пытаться взять ситуацию диалога под свой контроль и в качестве защиты несколько утрированно «проверяет» психолога, задавая какие-то вопросы или выдавая свои искаженные фантазии (чаще всего негативные) о его личности. Это не показатель того, чтобы объявлять психотерапию с таким клиентом  бессмысленной. Чаще всего первичная негативная реакция довольно быстро проходит, и даже в ходе первого разговора вслед за снижением беспокойства снижается и тенденция такого клиента «атаковать» психолога.

Но, хоть и крайне редко, все же звонят люди, начинающие прямо «с порога» нападать и воевать, выражая свое недовольство в довольно грубой форме.

Это проявляется по-разному:  от фраз типа «Да ты вообще хоть имеешь понятие, что такое депрессия?! Сама-то никогда ею не страдала небось!» и вплоть до откровенной нецензурщины.

Для меня это печальный симптом слабой вменяемости звонящего, тут я могу предположить наличие психотического состояния, а с клиентами в психозе я не работаю.

Также по ряду причин я предпочитаю не работать с некоторыми клиентами, которых отношу к разряду непсихотерапевтичных, а именно:

— людьми, имеющими очевидно сниженный интеллект (например, олигофрения в стадии дебильности (IQ < 75)  или некоторыми органическими нарушениями);

—  социально-опасными личностями, склонными отыгрывать вовне свои агрессивные и разрушительные импульсы, то есть способными причинять вред окружающим;

—  клиентами с недостаточной мотивацией (пришедшими на терапию по принуждению третьей стороны и отказывающихся контактировать в процессе работы и/или не готовыми вкладываться, тратить на психотерапию свои  время, деньги, силы, занимать ею голову и пр.);

Также  я допускаю, что совместная работа с клиентами может прерваться в связи с моим решением, если в процессе терапии выяснится, что:

— клиент нарушает важные условия и договоренности, которые обговаривались в начале совместной работы.

Например, обещание не причинять себе вред  в период психотерапевтической работы (не известив психолога о появлении такого намерения), что есть нарушение антисуицидального контракта, не употреблять перед и непосредственно во время встреч алкоголь (а также наркотических и прочих средств, за исключением назначенных врачом медикаментов) и т.д. Иными словами, я не смогу помочь людям, страдающим алкоголизмом, зависимостью от наркотиков или хроническими суицидальными тенденциями, если эти симптомы невозможно контролировать;

— в прошлом клиента имеется факт того, что он являлся насильником и/или убийцей детей;

— клиент имеет диагноз шизофрения, биполярное аффективное расстройство и пр., поставленный в официальном медицинском учреждении, или является ярко-выраженной антисоциальной личностью;

Я написала здесь об очевидных для себя фактах, являющихся помехой при заключении психотерапевтического контракта.

Кроме этих случаев иногда выявляются и другие обстоятельства, при которых я достаточно быстро (как правило – в течение 3-4 встреч) могу понять, что наш альянс с клиентом скорее всего не сложится.

В этом случае я предпочитаю честно выразить клиенту свои сомнения относительно успешных прогнозов работы и, если потребуется, предложить ему обратиться к другому специалисту (если нужно – могу порекомендовать коллег, по моему мнению имеющих больше возможностей помочь именно этому клиенту).

natakholina

Юля Бродская – яркий и редкий пример того, что русский художник может стать коммерчески успешным и добиться популярности на западе. Сегодня Юля работает с ведущими брендами и создает оформление для всемирно известных изданий. Подборка юлиных работ в сообществе air_we_inspire.

Читать дальше…

Источник: //natakholina.livejournal.com/11635.html

8 вещей, которые я узнала о людях, когда стала работать психологом

О чем клиенты врут психологам

Чем лучше были отношения в семье, чем безопаснее были родители (или кто-нибудь близкий — бабушка, тетя, троюродная сестра), тем легче клиенту найти контакт с терапевтом и «своего» терапевта, тем меньше у него сопротивления и ужаса в работе. Такой парадокс. Сложности с доверием и возможностью обратиться за помощью сами себе могут быть запросом на работу, потому что у многих клиентов опыта безопасной помощи в детстве было очень мало или не было совсем.

2. Проблемы есть у всех. Особенно у тех, кто о них не говорит

Далеко не все могут что-то рассказать о себе в блоге или в диалоге с друзьями. Многие люди не могут говорить о своих трудностях даже с психологом: им кажется, что так они превращаются в неудачников. И, оказывается, многие диалоги с друзьями строятся не по принципу «говорит тот, кому есть что сказать», а «говорит тот, кто может что-то сказать».

Бывают случаи, когда человек переживает рак, но не находит возможности рассказать об этом подруге, которая уже второй час жалуется на то, что любовник забыл у нее под кроватью носок.

3. В России благополучным браком обычно называется брак «четыре не»

Многие женщины приходят с тем, что у них «хороший муж». Хороший муж — это человек, который «не пьет, не бьет, не оскорбляет и не гуляет».

То, что такой человек, например, «не работает», «не занимается детьми», «не участвует в бытовой жизни семьи», «не хочет женщину» или «не отрывается от планшета» плохим мужем его не делает. «Четырех не» обычно достаточно для того, чтобы женщина панически боялась разрушить отношения. Хотя, конечно, бывают и по-настоящему благополучные браки — с любовью, доверием и поддержкой.

4. Многим людям трудно говорить о себе

Чаще всего их вообще этому не учили в детстве или даже запрещали рассказывать о себе.

Поэтому за час диалог может пятнадцать раз прокрутиться на карусели «У меня прекрасные друзья, у меня чудесные дети, мне очень повезло с работой, мне что-то плохо, непонятно почему, ведь у меня прекрасные друзья, у меня чудесные дети, мне очень повезло с работой». Узнать, что по-настоящему беспокоит такого человека, зачем он пришел и чего хочет от встреч с психологом, удается далеко не сразу.

Подробности по теме

Когда пора идти к психологу и как выбрать профессионала

Когда пора идти к психологу и как выбрать профессионала

Люди узнают слова «прокрастинация», «выученая беспомощность», «нарцисс» и «зона комфорта» и постоянно их используют. Вместо описания чувств и ощущений сразу переходят к оценке поведения.

Это напоминает историю, которую я когда-то прочитала в сообществе беременных: девушке поставили диагноз «воспаление мочевого пузыря», но диагноз ей не понравился, поэтому она начала пить ношпу от тонуса матки. Так и клиент говорит «у меня прокрастинация» и «мне нужно выйти из зоны комфорта», хотя на самом деле у него астеническая депрессия и в зоне комфорта он никогда не бывал.

Подробности по теме

Как вести себя, если близкий человек в депрессии? Объясняет психолог

Как вести себя, если близкий человек в депрессии? Объясняет психолог Особенно трудно это в начале пути: клиенту кажется, что он знает, что и когда должен сказать психолог, как он должен себя вести и что делать, чтобы ему помочь. А психолог делает, разумеется, что-то другое. Часто это вызывает большое удивление.

Виноваты, конечно, в этом и средства массовой информации, которые часто приглашают в качестве экспертов радикальных и демонстративных специалистов, а то и совсем не специалистов, и современная культура (в сериале психолог может работать с клиентом за секс и делиться историей клиента с его братом («Люцифер») или быть психопатом, который узнает страхи клиента, а потом его именно так и убивает («Мыслить как преступник»)).

7. Некоторые клиенты могут годами обманывать психологов

Казалось бы, это невыгодно в первую очередь клиенту, ведь специалист работает с некоторой «сферической лошадью в вакууме», но сказать правду для клиента в этот момент может быть еще более разрушительно. Как правило, такие люди ходят к психологу не для того, чтобы получить помощь в реальной ситуации, а для того, чтобы просто побыть там, где можно быть каким-то другим.

8. Все мы очень одиноки

И очень часто люди одиноки и в семьях, и с друзьями, и даже приходя к психологу они все равно одиноки, потому что психолог «ненастоящий человек».

Меня часто выручает живая мимика (я не скрываю ни слез, ни смеха во время сессии — и многие клиенты постепенно привыкают, что я живая и по-настоящему с ними), но и это не всегда помогает: привычка не доверять лишает человека друзей и близких надежнее смерти, безденежья и болезней.

Источник: //daily.afisha.ru/relationship/5245-8-veschey-kotorye-ya-uznala-o-lyudyah-kogda-stala-rabotat-psihologom/

О чем клиенты врут психологам

О чем клиенты врут психологам

Собираясь на консультацию, мы уверены, что будем говорить только правду. Иначе – зачем мы туда идем? Но рассказать «все как есть» не всегда оказывается легко и просто.

Основные идеи

  • Сознательная ложь всегда мешает процессу психотерапии.
  • Неосознанное лукавство имеет свои причины, и их важно определить.
  • Понимая свои чувства, мы можем быть правдивее с собой и другими людьми.

«Мне скрывать было нечего: с помощью психотерапевта хотелось сдвинуться с мертвой точки и наконец решить свою проблему, – вспоминает 34-летняя Марина. – Но на первой же встрече неловкость просто сковала меня. Понадобилось пять или шесть сессий, прежде чем я смогла признаться в том, что на самом деле меня беспокоит».

Смутиться, расплакаться, почувствовать раздражение, отчаянно настаивать на своем, «забыть» сказать о самом важном или специально солгать – такое поведение естественно во время психотерапевтического процесса. Мы попросили наших экспертов рассказать, о чем лгут клиенты чаще всего – и объяснить, почему так происходит.

О слишком личном

Отважившись прийти на прием к психотерапевту, мы еще не очень понимаем, каким образом этот незнакомый человек поможет нам наладить отношения с родителями, избавиться от страхов, расстаться с иллюзиями, залечить душевные раны.

Мы знаем его слишком мало, поэтому о многом просто умалчиваем. «Клиент вправе сам выбирать то, что ему полезнее обсудить сегодня, – подчеркивает системный семейный психотерапевт Анна Варга.

– У него есть право не рассказывать о том, о чем он пока не может или не хочет сообщить».

Готовность раскрыться перед психотерапевтом зависит от степени доверия. «А тому, кого мы не знаем, трудно доверять,– соглашается психоаналитик Марина Арутюнян. – Так что смущение совершенно естественно. Многие уклоняются от разговора на деликатные темы.

Как-то на прием к моему коллеге пришла женщина, предварительно заявив, что у нее сексуальные проблемы. А потом просто не стала об этом говорить! Он предупредил, что вряд ли сможет помочь, если она не будет откровенна.

Тогда она ответила, что шла на прием к врачу, а увидела… мужчину».

Мы невольно стараемся расположить к себе психотерапевта, предстать перед ним в наиболее выгодном свете.

До тех пор пока не будет преодолен стереотип отношений мы, скорее всего, станем «редактировать» сведения, которые сообщаем о себе, – разумеется, в соответствии с нашими представлениями о привлекательных чертах.

Это может быть связано не только с моделью женско-мужского взаимодействия, но и с тем, что клиенты бессознательно ставят терапевта на место «родителя», «судьи». И настойчиво стараются выстроить свой положительный образ.

Об обстоятельствах жизни

Каждый из нас по-своему воспринимает одни и те же события. «Женщина рассказывает про семейный конфликт: муж ужасный, а она прекрасная, – приводит пример Анна Варга. – Потом начинает говорить он, и роли меняются: он становится прекрасным, а она – ужасной. Тут нет намеренной лжи, просто каждый по-своему видит то, что происходит».

Рассказывая о себе, мы невольно искажаем факты, излагая их в соответствии со своими оценками и взглядами. Мы ищем смысл в происходящем, составляем собственную цепь причин и следствий. Например, видим источник своих неудач в событиях детства.

«Невозможно выяснить, насколько это соответствует действительности – детство осталось в прошлом. Да это и не важно. У каждого из нас своя концепция того, что было, – поясняет Анна Варга.

– Человек может считать, что был травмирован жизнью в родительской семье, и на этом строить всю дальнейшую стратегию.

Можно вместе с ним разбираться в тех давних обстоятельствах, а можно попробовать найти в них ресурс для изменений, помочь клиенту понять, что ему дал пережитый опыт, как он с ним справился, что узнал о себе. Второй вариант кажется мне гораздо конструктивнее».

О своих чувствах

«Что вы при этом чувствуете?» – спрашивает психотерапевт. Стараясь быть правдивыми, мы можем все же не полностью осознавать свои чувства. «К примеру, клиент рассказывает, как сильно он обижен, а сам сжимает кулаки, – поясняет Анна Варга. – Очевидно, что, кроме обиды, он еще и рассержен».

Терапевт может прямо это сказать, основываясь на своих наблюдениях (сжатые кулаки, напряженный голос, покрасневшее лицо…). «Важно обсуждать с клиентом то, что он чувствует по поводу своих чувств, – объясняет Анна Варга. – К примеру, человек боится и презирает себя за это.

Опираясь на чувства второго порядка, ему будет легче справиться с непосредственным переживанием, которое мешает ему жить».

В психоанализе используется особая манера общения: аналитик редко задает прямые вопросы, поэтому тут человек скорее умолчит о чем-то, чем напрямую соврет.

«Если же, отвечая на вопрос о чувствах, он скажет неправду, это наверняка будет чем-то обосновано, и психоаналитику важно понять чем, – рассказывает Марина Арутюнян.

– Но для этого потребуется время и, конечно, очень бережное отношение к пациенту».

Об отношениях в паре

Некоторые клиенты идут на обман намеренно. Например, в семейной терапии один из двоих лжет терапевту, поскольку иначе раскроется, что до этого он уже лгал партнеру. «Я готова к недосказанности, трактовкам, но не готова к прямой лжи, – признается Анна Варга.

– К примеру, приходит молодая пара, у которой почти два года нет секса. При этом женщина хочет ребенка, а мужчина рассуждает о каких-то сложных переживаниях, которые его тормозят, о внутренних барьерах… Я же вижу перед собой 29-летнего парня, который избегает секса, но в остальном жизнь с женой его устраивает.

И женщину, которая чувствует себя виноватой и не знает, что бы еще предпринять, чтобы изменить ситуацию. В этом случае я прошу партнеров прийти ко мне порознь. Нередко выясняется, что у него есть любовница.

Разумеется, он просит меня не говорить об этом жене, и, поскольку я сама создала такие условия (их разделила), я вынуждена хранить тайну. Но мы с ним обсуждаем, что мешает ему изменить ситуацию, как он представляет себе благоприятное будущее для себя и для своей жены.

Возможно, мужчина просто боится сказать ей, что хочет расстаться». Нередко бывает, что мужчина обманывает всех, пытаясь внушить, что прекрасно жил бы с женой и не переезжал бы в другую комнату, если бы она, к примеру, похудела. Женщина старается, ходит в спортзал, сидит на диетах… и в какой-то момент ловит его на измене.

«Мне он правду тоже не говорит, хотя я и даю ему такой шанс, – продолжает Анна Варга. – Да и пришел он только потому, что жена настояла, и ему хочется с наименьшими потерями все это пережить, отодвинуть момент объяснений. В такой семье из-за вранья никто не сможет получить помощь от терапии».

О диагнозе

Клиент может скрывать психиатрический диагноз. Не отвечать на прямой вопрос о болезни, даже если знает, что болен, или догадывается об этом. Причина простая – он боится врачей, психотропных средств, сумасшествия. «Помочь ему можно только работая в паре с психиатром. И моя задача как психотерапевта – убедить его в том, что мы намерены действовать ему во благо», – говорит Анна Варга.

Скрывают диагноз и родители детей с особенностями или диагнозом «задержка психического развития». «Они нередко так и говорят: мы не скажем диагноз, чтобы вы отнеслись к ребенку непредвзято, – сожалеет детский психолог Татьяна Бедник. – Но за этим стоит страх признать реальную проблему. Бессознательно родители надеются, что все обойдется и ребенок окажется здоров».

О семейных тайнах

Родители, которые приводят на терапию детей, часто скрывают и то, что на самом деле происходит в семье. Не говорят об алкоголизме, наркомании, о случаях самоубийства. Причем не рассказывают об этом не только психотерапевту, но и ребенку.

«Ко мне на прием несколько раз приходила мама с просьбой ограничить встречи сына с его отцом, – рассказывает Татьяна Бедник. – Я каждый раз говорила, что общение с ним мальчику необходимо.

И только спустя время в процессе терапии выяснилось, что отец наркоман, и мать просто боится оставлять с ним сына». Сложно по-настоящему помочь, когда родители не хотят сотрудничать.

«Тут можно лишь снять эмоциональное напряжение, поддержать ребенка, но изменить ситуацию не получится, – заключает Татьяна Бедник. – Дети не существуют отдельно от взрослых, их честное участие необходимо в работе с ребенком».

О чем мы и сами не знаем

Отважившись начать психотерапию, мы хотим что-то изменить в своей жизни, в себе… но именно этому и противимся. Зигмунд Фрейд первым описал сопротивление – «противодействие тому, чтобы сделать бессознательное сознательным»*.

Оно возникает в тот момент, когда наши слова или поступки приближают нас к самому важному (часто самому болезненному) переживанию или воспоминанию. Мы можем не осознавать сопротивления, и тогда оно проявляется, например, в опозданиях на встречу с психотерапевтом или пропусках сессий.

«У человека, который приходит за помощью, есть два противоречащих друг другу мотива, – рассказывает Марина Арутюнян. – Первый – желание исцелиться, то есть изменить себя, переменив или перефокусировав свой взгляд на жизнь. А второй – это желание сохранить статус-кво, потому что новое, неизвестное вызывает тревогу.

Сопротивление обязательно проявляет себя в процессе глубинной психотерапии, поскольку здесь вскрывается то, что сознательное «Я» не хочет принимать».

Фрейд также придумал метод свободных ассоциаций: во время сеанса клиент может говорить все, что приходит в голову, не оценивать и не выбирать слова. Но если он говорит свободно, то, возможно, и фантазирует, и что-то придумывает? «Здесь он имеет на это полное право, – уточняет Марина Арутюнян.

– Что-то в своем рассказе можно смягчить, что-то сказать завуалированно – но все равно эти детали в процессе анализа должны сложиться в единую картину, которая поможет понять, чему именно сопротивляется человек и что действительно его беспокоит.

Например, если в определенный момент он не в силах что-то сказать или чувствует, что у него «пустая голова», значит, мы оказались в той точке, где прямое высказывание (за которым стоит болезненное чувство, мысль) для него невозможно. Так, через анализ сопротивления, мы можем попытаться приоткрыть то, что скрывает его бессознательное.

И работать с этим, чтобы действительно помочь человеку». А вернее будет сказать – чтобы он, лучше узнав себя, был в силах помогать себе самому.

* З. Фрейд «Малое собрание сочинений» (Азбука, 2011).

«Я смогла признаться» Нина, 39 лет

«Когда мы договаривались о встрече, он спросил не «Как вас зовут?», а «Как к вам обращаться?» – и я назвалась чужим именем. Придя на первую сессию, я с порога заявила, что буду звонить сама. Он согласился и на это.

Затем я спросила: «О чем я должна рассказать?» Он ответил вопросом на вопрос: «О чем бы вам хотелось сейчас поговорить?» Неожиданно для себя я вспомнила, как чуть не утонула в детстве.

Мы обсуждали мои отношения с мамой, мужем, а потом, примерно на пятой встрече, он сказал: «Я хочу признаться вам кое в чем, готовы ли вы услышать мое признание?» Я удивилась – ведь это я собиралась и никак не могла решиться! Но согласилась.

И он, откашлявшись, продолжил: «Во время наших бесед у меня возникает странное ощущение, что-то вроде раздвоенности. Как если бы за вашими словами скрывалось что-то, чего мне не удается уловить». Возникла пауза. Мы оба молчали.

А потом что-то словно толкнуло меня изнутри, и я бросилась, как в холодную воду: «Вообще-то, я хотела рассказать вам о другом! Я ворую. Духи, тряпки. Меня несколько раз ловили. Пока что об этом никто не знает. Но я до смерти боюсь, что однажды окажусь в милиции».

Я в ужасе уставилась на своего собеседника, ожидая услышать: «Вы меня обманывали, уходите, я ничего не могу для вас сделать». Но он сказал другое: «Спасибо, что вы со мной так откровенны. Это серьезное признание, и я вижу: для того чтобы его сделать, вам потребовалось собрать все силы». И тут у меня хлынули слезы – от облегчения, от стыда, от всего сразу. Как ни странно, в конце той встречи я сказала ему свое имя и оставила телефон – теперь, когда он узнал обо мне самое ужасное, мне перестало быть страшно».

Источник: //www.med74.ru/psy/articles/voprosi_psihologii/o_chem_klienti_vrut_psihologam.html

Как всё устроено: Работа психотерапевта

О чем клиенты врут психологам

Часто происходит путаница в терминах и люди не понимают, чем отличается психолог от психотерапевта, а психотерапевт от психиатра, например.

Если человек не помнит, кто он, не понимает, где находится, какое время года и сколько сейчас времени — это к психиатру. Они работают с психически больными людьми, у которых неправильно функционируют мозг, сосуды, нервная система, и от этого меняется характер, появляются галлюцинации. В этих случаях помогают в основном только таблетки и уколы.

Психолог и психотерапевт работают только со здоровыми людьми. Основное отличие между ними в том, что первый может помочь адаптироваться к той ситуации, которая у вас есть, а второй — помочь вам принципиально изменить ситуацию в лучшую сторону.

 Психологом может называть себя тот, кто получил высшее психологическое образование и сертификат, дающий право проводить индивидуальные консультации. Психолог может вас выслушать, покивать головой и спросить, как вы думаете решить эту проблему.

Он в основном работает с эмоциями: как показывает практика, люди не умеют их распознавать. Я, например, на тренингах включала запись, на которой одна и та же фраза произносилась с разными эмоциями. И спрашивала, что за эмоция сейчас? Все как один ошибались.

В идеале психолог — это помощник психотерапевта.

Психотерапевт — одна из самых высокооплачиваемых профессий в медицине, на уровне стоматолога, хирурга.

Он помогает исправить ошибки воспитания, улучшить жизнь, сделать карьеру, развить характер, разрулить сложные ситуации и выйти из стресса. Чтобы выучиться на психотерапевта, нужно потратить 12 лет жизни.

Это если учиться правильно: мединститут, ординатура по психиатрии и психологии, стажировки. Для сравнения, на нейрохирурга учатся семь-восемь лет.

О стереотипах

Представление о работе психотерапевта у многих сложилось под влиянием американских фильмов.

Сидят на диване муж с женой и, перебивая друг друга, рассказывают, что их друг в друге бесит, а психотерапевт, как арбитр, даёт слово то одному, то другому и выносит окончательный вердикт. Эта картина далека от российской реальности.

Конечно, иногда семейные пары обращаются вдвоём, но очень редко. В основном приходит человек более заинтересованный в сохранении отношений и более зрелый личностно.

У нас дурное название профессии и низкий уровень образованности населения, хотя мы не хотим это признавать. Но когда мочевина и моча — для людей одно и то же, то понятно, почему они не различают понятий «псих» и «психотерапевт». Для нас психология — это такая гороскопно-экстрасенсорная наука.

 В России никогда не уделялось достаточно внимания психологии, особенно если вспомнить советские времена. У нас роль психолога часто выполняет случайный попутчик в транспорте или соседка по лестничной клетке. Эмоциональная поддержка даёт временное облегчение, но не решает проблему.

А заодно вы получаете эмоциональную зависимость.

По статистике, каждый третий ходит по улице с тревожно-депрессивным расстройством, то есть в стрессе, и пытается справиться с плохим настроением самостоятельно, силой воли. А само оно не проходит.

 На Западе у людей больше доверия к таким специалистам, они добросовестнее относятся к рекомендациям и очереди к психотерапевту на полгода вперёд. Там, например, в квартире клиентов ставят видеокамеру, чтобы записать конфликты семьи, а потом пошагово разобрать ошибки вместе с психологом.

Это хороший метод, потому что люди, склонные причинять страдания другим, имеют свойство не замечать своих ошибок.

О клиентах

Приходят в основном люди с доходом намного выше среднего. Это топ-менеджеры, владельцы бизнеса, чиновники, это люди, у которых по два высших образования, аспирантура и три иностранных языка. Они понимают, что слово «психотерапия» — не то же самое, что «псих».

Чем выше финансовый уровень, тем больше человек готов тратить на психотерапию, потому что понимает, как сильно это влияет на жизнь. Есть среди моих клиентов и очень известные люди, у них те же проблемы, что у всех. Но им труднее довериться.

Им тяжелее морально из-за того, что они на порядок образованнее, в каких-то сферах успешнее и реже встречают искренность и порядочность в своей жизни, чем остальные.

Я, например, просто пообщавшись с любым человеком две-три минуты, могу практически безошибочно определить, есть ли у него проблемы и какие. Каждое слово, жест и мимика, каждая оговорка, даже как человек сидит, как реагирует на слова — всё это история о том, что с ним случилось. Психология — это математически точная наука, алгоритмы её очень сложны, но они есть.

О некомпетентности

Был скандал, когда мужик решил, что он зубной врач, купил себе домой кресло, проволочку, строительный цемент и всем соседям в подъезде начал предлагать свои услуги. На него подали в суд. Вот к такому попадёшь — потом вообще не будешь верить в стоматологов.

У нас сейчас в профессии таких вот с проволочкой очень много.

 90 % людей, которые назвались психотерапевтами, — это те, кто сходил на двухмесячные курсы непонятно куда, им дали бумажку, что они психологи, и они для большей убедительности назвали себя психолог-терапевт.

Несколько лет назад действовал закон, по которому любой врач — неважно, уролог, гинеколог или терапевт — мог пройти краткосрочные курсы и стать психотерапевтом.

Сейчас, слава богу, закон изменили и нужно всё-таки иметь базовое психотерапевтическое образование. У нас не принято проверять дипломы.

Если вы ко мне придёте, я вам достану пачку из 36 сертификатов, среди них будут из Королевского колледжа в Лондоне, сертификат об окончании ординатуры, который, кстати, каждые пять лет надо продлевать.

Человек платит вам не за время, когда с ним посидели, а за то, что вы 12 лет не целовались
у подъезда, а зубрили учебники

Человек же платит вам не за время, когда с ним посидели и покивали головой. Он платит за то, что вы 12 лет не целовались у подъезда, а зубрили учебники и все алгоритмы работы знаете. Вы должны дать человеку несколько вариантов решения проблемы и сказать, какой из них к какому результату приведёт.

 Например, человек год ходил к психотерапевту, разговаривал, специалист его слушал, но ничего не говорил, потому что тот, якобы, сам должен был подойти к решению проблемы. Вот это и есть некомпетентность.

Люди, которые к таким попали, говорят потом, что психологи сами ненормальные и эта наука непонятно о чём.

Люди, которые попали к профессионалам, потом их телефон передают из рук в руки.

Результат работы с грамотным психотерапевтом: устраиваешься на высокооплачиваемую работу, налаживаешь личную жизнь, у тебя нормализуются отношения с родителями, становишься более эмоционально открытым, способным на близость. Это результат 10−20 часов работы, не более.

Что там размазывать годами? Только если очень серьёзные травмы, когда над человеком было совершено насилие — тогда да. А так, бывает, ходишь к психологу, а он тебе все свои проблемы рассказал, а ты ему ещё деньги заплатил.

О методах

У психики человека есть структура, как в компьютере программы: они сложны, там есть признаки поломки на каждом уровне, методы починки.

Задача психотерапевта — определить уровни, где у человека сбой, дать программу и работать строго по ней: определённая последовательность вопросов и ответов, упражнений.

 Например, люди ругались годами, а после нескольких часов работы с грамотным специалистом перестали выносить друг другу мозг, потому что увидели взаимосвязь того, что они делают, с тем, что делали их родители.

Когда люди начинают осознавать, что постоянно копируют схемы поведения, они понимают всю ценность нашей науки. Мы похожи на компьютеры: как нас запрограммировали, так мы и работаем. Если нам поставили DOS, а мы хотим Windows, то надо идти к психотерапевту.

Если вам говорили много раз, что вы тупой и ни на что не способный, вы будете, даже будучи талантливым, сидеть и думать, а почему я так мало зарабатываю. Потому что у вас программа такая — «не добивайся успеха, не высовывайся, не доводи дело до конца».

Моя задача — чтобы человек это в себе заметил и исправил.

Каждое занятие с психотерапевтом строго расписано. У специалиста есть протокол работы, тема занятия, упражнения в заданной последовательности и упражнения, которые человек должен сделать дома. Есть два теста, по которым можно определить состояние нового клиента: тест Зунга и тест Шихана. Первый определяет наличие и уровень депрессии, второй — состояние тревоги.

Сильная тревога, например, это когда трудно уснуть, прокручиваешь в голове, кто что сказал и как тебя обидел, когда ватные ноги и потеют ладони, когда трудно вдохнуть и пустота в голове. Если у человека по тесту Зунга менее 48 баллов и по тесту Шихана менее 50 — всё не так запущенно, можно и по Skype проводить консультирование.

 Если показатели зашкаливают, я работаю только очно.

Когда клиент приходит ко мне первый раз, я прошу его принести на консультацию результаты этих тестов, сделать тест на социофобию, личностный опросник и другое.

У меня четыре минуты уходит на анализ этих данных, после этого я знаю, как человек будет реагировать на стресс, какая профессия ему подходит больше, находится ли он в предразводной ситуации.

Кстати, по вектору контактного влечения можно предсказать развод за четыре года.

Реальные перемены в жизни наступают через несколько месяцев, в среднем — через полгода. Клиенты звонят, приглашают в рестораны, спрашивают, можно мы вас всем будем рекомендовать. У нас все законы в психике, как и в теле, идут плавным наращиванием до критической точки, а потом — переход на новый уровень.

О заработке

Первое, что спрашивают, когда узнают, что я психотерапевт: а правда ли, что так много зарабатываете? Стоимость в Москве сегодня колеблется от 500 до 20 000 рублей за консультацию. Сеанс длится около часа, иногда дольше. Всё зависит от сложности запроса и от самой методики работы.

Весь курс составляет минимум 10 сеансов, в среднем 10−20, максимум 50−60. У меня консультация стоит дорого — 500 долларов, потому что я работаю на результат и решаю проблему максимум за 20 часов.

Но знаю, случается и такое, что,если у психотерапевта не много клиентов, он может растянуть всё на год.

О правилах и этике

В психотерапии существует два основных правила. Первое — никогда не работайте с родственниками и друзьями. Второе — пройдите личную терапию, без этого вы не имеете права консультировать. Родственники и друзья — это близкая вам система, а профессионализм подразумевает отстранённость.

Часто спрашивают, у тебя-то всё в порядке? Ты, говоришь, что нет, не всё, потому что я тоже живой человек, но у меня есть способы, я могу свои проблемы решить эффективнее и быстрее. «А у тебя в детстве вообще ничего не было?» Говоришь правду: проходила психотерапию, была фигня, залечила, поэтому на работе это не отражается.

В идеале психотерапевт должен пройти две-три тысячи часов личной терапии, чтобы не проецировать свои проблемы на клиента, и только потом его можно допускать к практике. Чтобы пройти столько часов личной терапии, надо быть богатым человеком, бедный не может себе этого позволить. Людей, которые не прошли личную психотерапию, клиенты начинают раздражать через полгода.

Нас обучают, как не вовлекаться в эмоциональный контакт, чтобы не было выгорания. Ты эмоционально общаешься, но тебя не трогают проблемы клиента. Во время работы я постоянно отслеживаю состояние своих мышц, и если они напряглись, значит проблема зацепила и я должна пройти сеанс личной терапии. Это позволяет вести по десять клиентов в день и не выгорать.

Есть слова, которые ранят, причиняют боль, есть слова, которые лечат. Профессионал не должен говорить «вам надо», «вы должны», «вот это неправильно», «вы обязаны» или начинать обвинять. Профессионал не использует заумных терминов, он может сложные термины объяснить просто.

Например, приходит ко мне мужчина на консультацию и говорит: зашёл к психологу, рассказал всю семейную ситуацию, дали совет: «Рефлексируйте архетипический прообраз прабабушки». Человек с двумя высшими образованиями ничего не понял, но постеснялся выглядеть идиотом.

В принципе, специалист правильно определил проблему: мужчина копирует те же модели, которые ему достались от прабабушки по материнской линии. Но основной признак профессионализма — это когда человек объясняет всё на языке, который понятен тебе.

О проблемах и их решении

Когда мы создаём семью, мы должны договориться по 40 пунктам. У каждого в голове есть свои представления о том, какой должна быть семья.

Например, у него представление — много вместе путешествовать, а у неё — сидеть дома. У него — чтобы жена чистила картошку, а у неё — чтобы муж.

Когда мы договариваемся об отношениях, то должны понять, подходим ли друг другу сексуально. У каждого есть свои закидоны.

В семейных проблемах всегда виноваты оба: если один создаёт проблему, то второй её терпит и не знает, как поступить, а значит поддерживает нездоровые отношения. В кабинет к психотерапевту семью, как правило, приводит жена, потому что женщины реже считают себя правыми и больше склонны к самоанализу. Мужчины часто имеют свойство считать правыми себя, даже когда явно неправы.

Когда учишь людей техникам управления эмоциями, они боятся, что будут как роботы.

Основное, чему я учу семьи, — это выражать свои ожидания, желания, неудовлетворённости напрямую, разговаривать друг с другом в позитивной, подкрепляющей, конструктивной манере о том, как достигать компромисса в семье.

Женщины часто пытаются решить, терпеть ли измену, пьянство, унижения мужа, если они финансово зависимы от него. Ещё часто просят: переделайте его или её, чтобы он или она любила меня так, как я хочу. Когда учишь людей техникам управления эмоциями, они боятся, что будут как роботы.

А ведь совсем нет, вы будете чувствовать то же самое, только сможете выбирать, орать вам на человека или сказать спокойно о том, что вас не устраивает. 

Я уже 12 лет консультирую семьи и всё чаще встречаюсь с вопросом о том, как сохранить отношения и быть финансово успешной при условии, что мужчина не готов принять успешность и независимость женщины. 

И наконец, мой «самый любимый» запрос от клиента: дайте мне таблетку, чтобы я ничего ни видела и не слышала, что творится у меня дома и на работе, и ничего не надо было делать, потому что это трудно.

Я отказываюсь работать с клиентами, которые снимают с себя ответственность за свою жизнь, а ждут, что психолог всё за них сделает.

Это инфантилизм, когда человек не хочет меняться сам, а требует перемен от партнёра.

Интервью: Светлана Гаврилова

Источник: //www.the-village.ru/village/city/city/126893-kak-vse-ustroeno-psihoterapevt

Поделиться:
Нет комментариев

    Добавить комментарий

    Ваш e-mail не будет опубликован. Все поля обязательны для заполнения.