< «У меня был секс с психологом» - Психолог

«У меня был секс с психологом»

МОСКВА, 22 окт — РИА Новости, Мария Семенова. Однажды IT-специалист Виталий Лобанов с Дальнего Востока понял: ему невероятно трудно встать с кровати. Почти полгода он выходил из дома, только чтобы купить продукты в ближайшем магазине. Через некоторое время Виталий заметил: он разучился читать.

Но испугался не надвигающегося сумасшествия, а того, что больше никогда не сможет работать. После чего было несколько госпитализаций в психбольницу — там Лобанов познакомился с клиническим психологом Кристиной, которая недавно стала его женой. Виталий сменил профессию и сейчас занимается частной медицинской практикой.

О своей необычной судьбе он подробно рассказал РИА Новости.

Детство

Теперь я понимаю, что странности были с детства: нравилось часами сидеть и ковырять стенку. Я довольно рано научился писать и оставлял родителям записки с просьбой наказать меня — хотел, чтобы побили.

Был неуравновешенным, нападал на других детей, причем из-за пустяков, которые не могли служить объективным поводом для драки. В четыре года, когда ко мне подошел мальчик и спросил, как дела, я сильно ударил его по лицу камнем. Родители реагировали на агрессию агрессией.

Только один раз отвели к специалисту — после случая с младшей сестрой. Мне тогда было 13, мы играли, а потом я решил оторвать ей руки — к счастью, не получилось.

В 14 лет случилась моя самая серьезная суицидальная попытка, еще две я предпринимал до этого: они были по-детски наивные, родители ничего не узнали. А затем внешняя агрессия сменилась на внутреннюю — я стал стучаться головой о стену.

У меня нет ни одного воспоминания о том, чтобы отец с матерью применяли ко мне насилие в большей мере, чем было принято в тот период в отношении детей. Несколько раз было очень страшно: отец кидал меня из одной стороны в другую. Но это никогда не приводило к травмам — по крайней мере, я такого не помню. Периодически он брал ремень, впрочем, так было у всех.

А вот вербальное насилие было. Отец агрессивно обвинял меня в гомосексуальности, хотя я никогда не идентифицировал себя как гея, не испытывал влечения к мужчинам.

Однако ему была близка блатная романтика и криминальная культура, он не видел разницы между недостатком мужественности и гомосексуальностью. Для него все это сплелось в один клубок. Не каждый ребенок может выполнить упражнения на турнике, и в целом это нормально.

Я был физически слабым, а родитель считал это проявлением нетрадиционной сексуальной ориентации.

Болезнь

После школы я окончил Дальневосточный государственный технический университет, еще на четвертом курсе трудоустроился. В 2015-м мне было 30, я работал в зарубежной IT-компании, но она ушла с российского рынка, и меня уволили.

Оставшись без работы, я сильно дезадаптировался: редко выходил из дома, а если и выбирался, то не дальше магазина. И даже по квартире старался не перемещаться — было слишком тяжело.

Хотя еще за полгода до этого вел весьма активный образ жизни.

Я разучился читать — это было страшно. Но, тем не менее, не возникало ощущения сумасшествия — боялся только, что никогда не найду работу, ведь знания устаревают, а новые получить проблематично. У меня к тому моменту уже развилось субъективное ощущение отупения, к чему добавилась еще и неспособность прочесть надпись. Как при этом работать?

Однажды мне позвонил отец. У меня были перед ним финансовые обязательства: я взял кредит на автомобиль, который купили для него, но оформили на меня. Я подумал, он хочет узнать, как у меня с работой и когда я начну выплачивать долг. Он по голосу понял, что со мной что-то не так и приехал со знакомым врачом-неврологом.

Тот выписал препараты с седативным эффектом: примерно месяц я почти круглосуточно спал. Способность читать и писать постепенно вернулась. А невролог отправил меня к психиатру.

Кристина

Амбулаторное лечение не помогало, и я добровольно госпитализировался в психиатрическую больницу. Там познакомился с Кристиной — клиническим психологом.

Поначалу у меня не возникло никаких романтических чувств, только глубокое уважение: нашелся хоть один человек, реально разбирающийся в том, что делает. Раньше, когда я пытался говорить с врачами о Юнге, Фрейде и прочих отцах-основателях, слышал лишь невнятное мычание.

Сейчас я понимаю, что ни Фрейд, ни Юнг не вписываются в современные каноны доказательной медицины, однако ни один из врачей не сказал мне об этом.

Мы с Кристиной пересекались на территории больницы, общались. Была договоренность, что у нас не будет романа: зачем портить доверительные отношения такой тривиальностью? Однажды я предложил ей сходить в поход на сопку, в 200 километрах от Владивостока.

Уговорил моего психиатра меня отпустить — иначе я бы просто сбежал из больницы. В то время у меня была схема лечения, которая сегодня, с учетом моих знаний, кажется мне совершенно недопустимой. В пути, когда мы спускались с сопки, меня накрыло побочными эффектами.

Были странные ощущения: казалось, что тело меняло форму, я пытался встать на ноги, а они уплывали, меня трясло и тошнило.

Теперь я понимаю: это состояние подходит под клиническую картину серотонинового синдрома. В общем, у меня большие вопросы к моему бывшему психиатру.

Кристина сумела сориентироваться и привести меня в чувство, чтобы мы дошли до электрички. Я стал уважать ее еще больше. А романтические отношения начались позже. После моей выписки мы продолжили общаться — как-то закрутилось. Момента, когда что-то “щелкнуло”, не было, все происходило плавно.

Лечение

Когда в феврале 2016-го я выписался из больницы, у меня оставалась небольшая сумма денег и были четкие планы на суицид, как только средства закончатся. Я не хотел возвращаться в родительскую квартиру. Мы с Кристиной решили, что я попытаюсь госпитализироваться второй раз.

Больница нужна была как крыша над головой — место, где безопасно. До этого я три недели занимался самолечением, выбор был очень простой: либо я любыми методами возвращаю работоспособность, либо суицид. Мне в тот момент было не до мыслей о том, насколько это скользкая дорожка.

Я читал много литературы и нашел антидепрессант, который мне помогал. Перед госпитализацией рассказал врачу, что принимаю определенные таблетки, хотел бы дальше их использовать и готов покупать за свой счет.

Он выслушал, покивал, и на следующий день я получил усиленную дозу антипсихотиков (препараты из совсем другой группы) — видимо, чтобы не выделывался. До сих пор думаю: если бы я закончил курс того антидепрессанта, этим можно было бы ограничить лечение.

После больницы Кристина сняла для нас квартиру в Уссурийске, там я продолжил свои (точнее, наши — она очень активно участвовала) эксперименты с препаратами. Сейчас у меня есть эффективная схема терапии.

Я никого не призываю к самолечению, это достаточно опасно, может стоить не только здоровья, но и жизни. Лучшая стратегия при психическом заболевании — обратиться к квалифицированному врачу-психиатру или психотерапевту. Мне повезло, но все могло закончиться гораздо печальнее, подобные случаи известны в пациентском сообществе.

Раскол

После второй выписки из больницы я некоторое время думал, что у меня диссоциативное расстройство идентичности — то, что в народе называют множественной личностью.

Теперь же понимаю, что это была диссоциация (не то же самое, что расстройство идентичности). Психика, защищаясь от чего-то травматического, грубо говоря, распадается на части. В той или иной степени это знакомо всем.

Диссоциация здорового человека выглядит так: я знаю, что я Вася, но сейчас ощущаю события жизни так, будто это происходит с кем-то другим.

А при диссоциативном расстройстве Вася думает, что он Ирина, и совершенно не помнит, кем был когда-то.

Я, конечно, диссоциативен больше, чем обычные люди. Однажды я “раскололся”: чувствовал, что во мне живут несколько личностей одновременно. Не могу описать в терминах, понятных здоровым, как это — ощущать себя толпой людей. Любой человек знает, что такое внутренний диалог, — а у меня их было одновременно четыре.

Работа

После всего того, что со мной произошло, я понял, что не готов больше работать в IT. Хотел стать психиатром, однако оказалось, что “зайти” в эту профессию очень сложно. И тогда я решил учиться на психолога. В августе 2016-го формально у меня еще не было образования, но уже появился первый клиент.

Он знал, что у меня нет диплома, и пришел за интерпретацией психологических тестов, каких-то рисунков — для него это было развлечением. Мой нынешний уровень знаний говорит, что это не валидно и ненадежно: сами методики содержат фундаментальные ошибки.

А тогда я об этом не догадывался и честно пытался интерпретировать эти тесты.

Позже я прошел профессиональную переподготовку в Новосибирском институте клинической психологии, получил сертификат об участии в Master Psychopharmacology Program, которым искренне горжусь.

На сегодняшний день работа психолога — мой основной источник дохода. У жены Кристины тоже частная практика, только я занимаюсь консультациями, а она специализируется на диагностике.

Я не воспринимаю диагноз ни как недостаток, ни как преимущество, просто один из фактов моей анкеты: рост — 183, вес — 90, диагноз — шизотипическое расстройство. Мой опыт помогает лучше понимать переживания клиентов. Когда читаю специализированную литературу и вижу описание неких состояний, для меня это не просто слова из книги. Например, я знаю, что такое бред преследования, изнутри.

На первых порах моими клиентами были в основном глубоко дезадаптированные люди.

Парадоксальным образом по мере того, как я развивался, повышалась социальная адаптация, ко мне стали приходить с проблемами, более понятными обычному человеку.

Если изначально один из запросов был “Я умею останавливать время”, то сейчас это проблемы на работе и в семье. Конечно, я не могу лечить психиатрические болезни, но кто сказал, что таким людям не нужна психологическая помощь?

Источник: //ria.ru/20191022/1560037489.html

Я чуть не потеряла его

«У меня был секс с психологом»

70

24 октября 2019 г.

статьей с друзьями

Не так давно мы с одной парой проходили семейную терапию, а затем работали с супругой. Скажу сразу, как личности они оба очень предприимчивые, энергичные, успешные, имеют большие перспективы как в самореализации, так и в отношениях. Но около трех лет назад у них начались проблемы в отношениях, они практически перестали понимать друг друга…

Начало их истории

Маша и Даниил познакомились в спортзале. Они оба очень открыты и общительны, поэтому “все закрутилось очень быстро”, и перешло с увлеченного общения двух знакомых в романтическую стадию.

“У нас было много общего – оба любим спорт, планируем о собственном бизнесе, занимаемся саморазвитием, посещаем разные лекции и тренинги… И как-то так с первой встречи все легко пошло, общались взахлеб, не могли расстаться до поздней ночи. Даник недели через две предложил встречаться, и я согласилась.”

“В то время она была такой… необычной. Удивительной, не такой как все. Не капризничала по пустякам, не было бессмысленных обид. Мне все друзья завидовали, что у меня есть девушка, которая “не выносит мозг”. Мы были счастливы, и я решил, что пора идти дальше, и сделал ей предложение. После нашего знакомства прошло меньше года, но я уже точно знал, что кроме нее мне никто не нужен.”

Маша и Даниил с улыбкой рассказывали мне о том времени, когда они еще не поженились, и про первый год совместного брака. Было видно, что они все еще дорожат друг другом, и хотят вернуть ту гармонию, то взаимопонимание, которое было вначале.

Конечно, воздушность первых чувств вернуть нельзя. Сначала мы чувствуем влюбленность, а затем начинаем все ближе изучать друг друга.

Важная ошибка, которую все мы часто допускаем – забываем о том, что наш партнер не похож на нас. И вместо принятия уникальности избранника или избранницы мы часто чувствуем разочарование, когда он/она делает что-то не так, как нам хотелось бы.
Или другая крайность: мы так влюблены, что стараемся всеми силами показать свою любовь, порой, саморазрушаясь.

Так произошло и в этом случае.

Первые ссоры

“Моей мечтой было создать небольшой центр здоровья для тех, кто имеет лишний вес. Сейчас эта проблема актуальна, и я сам прошел через это.

А Маша хотела стать дизайнером интерьера – постоянно посещала какие-то курсы, было несколько завершенных проектов. Мне так нравилась ее энергичность, увлеченность.

Когда появлялся новый проект, у нее глаза начинали светиться таким вдохновением. Наверное, так светятся все творческие люди…”


“Когда мы только начали встречаться, я даже не планировала отношений. Но потом поняла, что мне очень хорошо с этим человеком – так хорошо, как не было ни с кем и никогда.

Не могу сказать, что у меня был большой опыт отношений, но все они как-то быстро заканчивались… Никто не мог понять моих увлечений, и если я слишком сильно увлекалась, пропадала в офисе допоздна, рано или поздно у моих бывших заканчивалось терпение и они предлагали расстаться.

Я была уверена – если уходят, значит, нам не по пути. Это не моя судьба. И мне удавалось быстро их забыть.

А с Даником все было по-другому. Когда мы поженились, у меня вдруг будто что-то щелкнуло в голове. Мне хотелось почаще бывать дома, я стала больше готовить новые блюда, увлеклась итальянской кухней. Мне стало вдруг интересно быть “настоящей женой” – хозяйственной, домашней…”

Такое часто случается, когда девушка впервые по-настоящему влюбляется.

Она бросается с головой в этот омут, готова раствориться в отношениях, окружить любимого заботой… Конечно, в нормальной дозировке это вполне нормально! Мы, женщины, по своей природе умеем и любим заботиться о других, для нас это важно, так мы реализуем себя, но… Неосознанно каждая женщина ждет ответной поглощенности, растворения… А когда не чувствует этого, в ней растет неудовлетворение отношениями, появляется внутреннее напряжение.

Имея только один источник получения энергии (отношения), и не получая из этого источника достаточного потока, женщина постепенно истощается. Неосознанно она начинает думать, что сделала недостаточно, чтобы получить что-то взамен. Или просто думает о том, что она “столько всего сделала, а он…”

“После свадьбы я открыл в Маше совсем другую личность. Она оказалась не только творческой, активной, привлекательной, светлой, но и хорошей хозяйкой. Я как-то рассказал, что люблю итальянскую пасту. Она стала ее готовить практически раз в неделю. И у нее это прекрасно получалось!

Первые месяца 2 или 3 мы правда были счастливы. А потом она стала реже улыбаться, больше уставать… В какой-то момент я понял, что она забросила свое обучение, и после свадьбы перестала работать в офисе, стала брать работу на дом, но проектов становилось все меньше…

Я пытался поговорить, выяснить, что ее волнует, но она только раздраженно отвечала, что все нормально.

А потом ни стого ни с сего вдруг взорвалась – наговорила, что устала ждать меня с работы, готовить эту пасту, что постоянно скучает.

Что ей неприятно, когда я ухожу встретиться с парнями чисто в мужской компании, и чувствует себя брошенной. Я сказал в ответ, что не виноват, что она не встречается с подругами и забросила свои мечты, а я не готов бросать свои…”

“Да, я тоже это помню. Помню, проплакала всю ночь, чувствовала себя ненужной и какой-то разбитой.

А под утро подумала, что, наверное, он прав – после свадьбы прошло полгода, и за это время я не посетила ни одного вебинара, ни одной лекции – я просто забыла обо всем этом. Решила, что, возможно, оно не так уж и нужно мне.

Да и мама все время говорила, что я теперь жена, и должна выполнять обязанности жены, а работа должна быть на втором месте…”

По словам Маши она чувствовала, что что-то идет не так. Она видела жизнь в браке совсем в другом свете – полной взаимопонимания, поддержки друг друга, но почему-то не могла этого получить в отношениях.

Продолжение следует…

С любовью,
Ирина Гаврилова Демпси

Источник: //www.irinagavrilovadempsey.ru/articles/psihologiya-otnoshenij/ya-chut-ne-poteryala-ego/

Поделиться:
Нет комментариев

    Добавить комментарий

    Ваш e-mail не будет опубликован. Все поля обязательны для заполнения.