Почему врачи такие плохие психологи?

Плохой психолог: как это распознать?

Слишком фамильярный, осуждающий или холодный – так иногда описывают своих психотерапевтов разочарованные пациенты. Но правы ли они в своих претензиях? Ведь профессиональную компетенцию психотерапевта оценить сложно. И все же есть явные признаки, указывающие на то, что он не заслуживает доверия.

«С этим психотерапевтом я впервые почувствовала себя умиротворенной, — удивляется 49-летняя Надежда, которая недавно возобновила терапию с новым специалистом. — Раньше после консультаций я всегда была встревожена, раздражена или, наоборот, подавлена.

Теперь, похоже, я нашла того, кто мне нужен. Какое облегчение!» Так что же, Надежде попадались только плохие психологи? Не обязательно. Очень часто терапевтические сеансы действительно вызывают прилив оптимизма, особенно поначалу.

Однако ухудшение состояния после сеанса далеко не всегда означает, что мы постучались не в ту дверь.

«Было бы ошибкой ориентироваться только на комфорт и позитивные ощущения, — уверен клиентоцентрированный психотерапевт Александр Орлов. — Работа с психологом может потребовать преодоления болезненных, тяжелых переживаний».

«Вполне допустимо, что клиент в какой-то момент будет чувствовать себя хуже, — подтверждает юнгианский аналитик Татьяна Ребеко. — Нередко это происходит после самых важных, трансформирующих сеансов. Можно сравнить это с хирургией: после операции нам больно, но сама она приносит исцеление.

Отличие хорошего психотерапевта от плохого в том, что первый не только вскрывает «гнойник», но и умеет залечить рану».

Если и есть какой-то критерий, говорят наши эксперты, так это ощущение, что нас понимают и принимают, что нас готовы эмоционально поддержать, что мы, может быть неожиданно для себя, рассказываем психологу то, что не говорили никому другому, в чем не признавались даже себе.

В отношениях между психотерапевтом и пациентом есть некая «химия», это своего рода «история любви». А значит, ни один, даже самый профессиональный и талантливый психолог не может быть хорош для всех клиентов. Тот, кто вытащил нашего знакомого из депрессии, возможно, не подойдет нам. Итак, обратите внимание на следующие тревожные сигналы.

Он не включен в разговор

Что, если психолог кажется нам слишком сдержанным, холодным или, наоборот, фамильярным, например сразу переходит на «ты»? «Здесь важное слово — «слишком», — подчеркивает Татьяна Ребеко. — Невозможно разговаривать ни когда между нами километр, ни когда мы уткнулись друг другу в лицо. Нужно найти дистанцию, на которой проходит звук души.

И этот процесс взаимной подстройки происходит на всем протяжении терапии». Но многое в манере психотерапевта зависит от того, к какому направлению он принадлежит, предупреждает Александр Орлов: «Целый ряд школ предпочитает работать в отстраненной манере, исключительно за счет препарирования, анализа ситуации клиента.

Так что вовсе не обязательно психотерапевт, не проявляющий эмпатии, — плохой. Важно, совпадаете вы или нет».

Поэтому, например, недопустима ситуация, когда он не отключает телефон, принимает звонки и отвечает на сообщения. Это нарушение этики, и не только профессиональной.

Конечно, возможна форс-мажорная ситуация, когда психолог не может пропустить важный звонок, но тогда необходимо заранее обговорить это с клиентом.

Он отказывается рассказывать о себе

Бывает, что под предлогом сохранения нейтралитета психотерапевты отказываются рассказывать о своей профессиональной биографии, сообщать, к какому направлению они принадлежат. Между тем мы имеем право знать, кому доверяем свою душу.

С другой стороны, и выставленные напоказ дипломы сами по себе не причина для безоговорочного доверия: можно быть дипломированным специалистом, но так и не стать хорошим практиком. А вот нежелание отвечать на личные вопросы уже нельзя трактовать однозначно. Многое зависит от направления, в котором работает специалист.

«Меня не смущают вопросы клиентов, в том числе и личные, — говорит Александр Орлов. — В конце концов, клиент часами рассказывает мне о себе, и если я отказываюсь отвечать на встречный вопрос, ситуация получается несбалансированной. Доверительность в этом случае страдает».

А с точки зрения юнгианского аналитика, о личном клиенту лучше не рассказывать, это мешает терапии. Хотя и абсолютная закрытость тоже ни к чему: это может создать дистанцию, непереносимую для клиента. «Если у нас возник так называемый терапевтический альянс, то не будет ничего страшного, если я упомяну что-то личное.

Но в целом, если клиент задает мне личный вопрос, например сколько мне лет, то меня будет интересовать, почему он об этом спросил, — уточняет Татьяна Ребеко. — Скорее всего, за этим кроется проблема, которая его беспокоит».

Он осуждает (или хвалит) вас или ваших близких

«Когда я родилась, ухаживать за мной маме помогала ее ближайшая подруга, — вспоминает 47-летняя Галина. — Я получила очень много любви с двух сторон.

Когда я рассказывала об этом психологу, то в ответ услышала: «Как можно было доверить ребенка кому-то другому?! Не представляю, чтобы моя мать так поступила!» Прошло уже лет десять, а я остро помню, как меня ранили эти слова в адрес дорогих для меня людей». Апеллировать к собственному опыту специалист ни в коем случае не может.

«Я не могу ни осуждать, ни хвалить клиента или его близких, — комментирует Татьяна Ребеко. — Я просто свидетель, моя задача, подобно эху, вторить тому, что он говорит, может быть, чуть усиливая, делая более выпуклыми его эмоции: «Я правильно услышала, что вы сейчас испытываете негодование?»

Если психолог раздает оценки, мы вправе усомниться в его профессионализме, соглашается Александр Орлов: «Как только появляются оценки, мы оказываемся на территории, условно говоря, педагогики или воспитания, где есть стандарты того, что хорошо и что плохо. В обычной жизни наше общение переполнено оценками. Но это не имеет никакого отношения к психотерапии».

Он пренебрегает конфиденциальностью

«Мой психотерапевт иногда приводил мне примеры из жизни других своих клиентов, — вспоминает 35-летний Павел. — С одной стороны, это мне помогало: я понимал, что кто-то смог успешно справиться с такими же проблемами, как у меня. Но потом всегда возникало опасение: а если терапевт и обо мне рассказывает другим клиентам?»

Здесь тоже очень тонкая грань: что можно и чего нельзя говорить о других. «В некоторых случаях мы можем привести пример, чтобы показать клиенту: смотрите, такое бывает не только с вами, — объясняет Татьяна Ребеко.

— А иногда таким образом мы поддерживаем себя: я это уже умею, я с этим уже справлялась. И тогда клиент тоже чувствует себя уверенней». Но здесь действует жесткое правило: в рассказе не может быть никаких деталей, указывающих на конкретного человека.

Право клиента на конфиденциальность незыблемо.

Он нарушает табу

В наши дни все уже слышали, что переход от терапии к сексуальным отношениям недопустим.

Но это лишь частный (хотя, может быть, и самый вопиющий) случай общего правила: недопустимо использовать клиента в своих целях, трансформировать терапевтические отношения в любые другие.

С врачом нельзя консультироваться по поводу болезней, с политиком – вести диспут, бизнесмена – привлекать в деловые партнеры… Психотерапевт и клиент не могут поддерживать какие бы то ни было отношения вне кабинета, приятельство и дружба между ними исключены.

Он не может закончить терапию

45-летняя Евгения посещает психотерапевта уже 7 лет. Она жалуется, что не видит особого прогресса. На что тот отвечает: «Мы застряли, потому что вы не справились со своей скорбью после смерти матери». Иногда она бунтует и хочет поработать с кем-то еще, но не решается уйти.

Отношения психотерапевт-клиент создают зависимость: мы нуждаемся в них для нашего благополучия. Для самых уязвимых психотерапевт долгие годы служит чем-то вроде костыля, «вспомогательного «Я». Если лечение продолжается дольше, чем предполагалось, это не означает автоматически, что психотерапевт плохой.

Но если вы однажды попробуете взлететь на собственных крыльях (даже если потом потребуется вернуться к лечению), а терапевт начнет убеждать вас, что этого делать нельзя, то, возможно, он нуждается… нет, не в деньгах клиента, как может заподозрить кто-то, а в нашей зависимости.

Перед клиент-центрированным терапевтом вопрос, отпускать ли клиента, не встает.

«Для меня клиент — фигура номер один в процессе терапии, — говорит Александр Орлов. — Я согласен ему доверять и не буду перечить, даже если считаю, что ему было бы неплохо еще побыть в контакте со специалистом». В юнгианской традиции подход иной.

«Есть такое понятие, как негативный перенос, — рассказывает Татьяна Ребеко. — Это период, когда клиент начинает атаковать терапевта: вы все не так делаете, ничего не помогает, все ужасно… Наша задача — принимать на себя эти удары.

А вообще, в юнгианском анализе завершение терапии — это процесс. Сколько лет она длилась, столько месяцев и завершается».

Прислушаемся к себе

Каждый из нас способен найти психолога, который принесет нам пользу. Первый вопрос, который мы должны себе задать, — «Хочу ли я на самом деле браться за эту работу?» Чтобы помощь психотерапевта была эффективной, необходимо, чтобы мы были готовы работать вместе с ним.

Потому что успех лечения зависит и от нас. Хорошо познакомиться с несколькими специалистами, чтобы найти того, кто лучше всего соответствует нашим потребностям. Если мы замечаем, что нас недостаточно слушают или понимают, ничто не помешает нам поискать кого-нибудь еще.

Без колебаний доверяйте своим чувствам: ведь речь идет о вашем благополучии.

Галина Черменская

Источник: //charmcommunity.ru/ploxoj-psixolog-kak-eto-raspoznat/

Смертельный диагноз: заговор молчания | Милосердие.ru

Фото с сайта dgmag.it

«Я счастлива, что могу все просчитать. Я счастлива, что теперь понимаю, что я должна каждый день проживать с большей радостью, что, даже если нет солнышка за окном, я должна создать его в своей душе.

Я вспоминаю свою Свету, про которую написана моя книга «Про меня и Свету. Дневник онкологического больного». Светы с нами больше нет.

Последние четыре месяца перед уходом в иной мир, Света провела на даче, потому что после девятой химии кровь ее испортилась, и врачи ей сказали: идите отдыхать, восстанавливайте здоровье, и только потом мы будем продолжать лечение. Света уехала. Свете становилось хуже. Она звонила врачам, но они говорили: отдохните еще.

Последние 20 дней до смерти Света провела в коме. И перед тем, как впасть в кому, она спросила: за что они со мной так?

Вероника Севостьянова. .com

Потому что Света тоже понимала, что эти месяцы она могла бы посвятить другим делам, а не просто гулять по дачному участку» — это рассказ Вероники Севостьяновой, больной раком в четвертой стадии и автора книг о проблемах онкобольных.

Фонд помощи больным с боковым амиотрофическим склерозом (БАС) «Живи сейчас» совместно с порталом «Милосердие.ру» провел интернет-опрос, как именно люди хотели бы узнавать смертельный диагноз.

В опросе приняли участие 712 человек, и 80% из них сказали, что предпочли бы первыми узнать о своем заболевании. 17,8% выбрали вариант, при котором врач сообщил бы им диагноз в присутствии близких.

И только 2,6% опрошенных хотели бы, чтобы врач сначала рассказал обо всем родственникам.

Между тем очень часто российские врачи предпочитают сообщать неутешительные новости именно родным больного, а не ему самому.

8 июня на круглом столе в Марфо-Мариинской обители врачи, пациенты, психологи и журналисты размышляли – почему у нас сложилась такая практика и что с этим делать?

Чего лишают пациента вместе со знанием

Жить без правдивой информации о своем диагнозе очень сложно. Человек чувствует, что с ним происходит что-то очень плохое, но не знает, будет он жить, или нет, сколько ему осталось, и как он должен себя вести.

Татьяна Орлова, «Дела семейные»

«Когда мы лишаем человека такой информации, мы лишаем его права выбора. Последние дни могут оказаться самыми важными в его жизни. Он осознает, что жизнь его конечна, но он может управлять этим временем.

Он может собраться и бороться, может сделать какие-то важные дела, которые пока не успел сделать, может сказать какие-то слова, которые еще не сказал. Есть много семей, для которых это было очень светлое время.

Их отношения, которые всегда были «не очень», вдруг стали настоящими, исцеляющими, меняющими весь предыдущий опыт», — рассказала психолог Татьяна Орлова, создатель службы «Дела семейные».

Ольга Гольдман, «Ясное утро» (справа) и Ольга Попова, ИФ РАН (слева)

Юлия Данилова, «Милосердие.ру»

Существует и такой вопрос, как наведение порядка в делах перед смертью, составление завещания, например. Получается, что неинформированным оказывается именно тот человек, который должен принимать важные решения в этой ситуации, отметила модератор дискуссии, главный редактор портала «Милосердие.ру» Юлия Данилова.

Незнание диагноза мешает даже лечению. В некоторых семьях пациентам с БАС не говорят об их диагнозе. Между тем, болезнь прогрессирует очень быстро. Для помощи этим людям необходимо принятие мер, от которых зависит качество их жизни.

«Но если человек не знает, что у него БАС, как мы можем разговаривать с ним, например, об установке гастростомы (специальной трубки, через которую можно кормить пациента, который не может глотать)», — недоумевает председатель совета фонда «Живи сейчас» Наталья Семина.

Наталья Семина, «Живи сейчас»

Для индивидуального страдания нет универсального рецепта

Родственники приводят множество объяснений, почему страшно говорить человеку, что он умирает. Например такие: он опустит руки и «повернется лицом к стене», «он уедет на Алтай к шаманам», «он покончит с собой».

Однако, как бы мы ни обманывали себя и своего близкого, трудно поверить, что человек и в самом деле не понимает, что находится в конце жизни. Скорее всего, он просто не решается задать сложный вопрос и посмотреть ситуации в глаза, а его близкие поддерживают «заговор молчания», считает Ольга Гольдман.

В то же время, отметила психолог, есть случаи, когда люди и правда не готовы принять такую информацию. «Решения, как правильно говорить о смертельном диагнозе, не существует», — подчеркнула она.

Ольга Попова, ИФ РАН

«Не может быть общего рецепта. Больной — это всегда индивидуальное страдание», — согласна Ольга Попова, старший научный сотрудник Института философии РАН.

В информировании о смертельном диагнозе должна быть дифференциация по заболеваниям, считает эксперт.

Например, исследования показали, что многие люди с болезнью Хантингтона (неизлечимое дегенеративное неврологическое заболевание), узнав диагноз, кончают жизнь самоубийством.

Кроме того, сообщать надо по-разному в зависимости от возраста пациента. Одно дело, когда это взрослый, другое — если это ребенок.

Лев Брылев и Анна Сонькина-Дорман, «Живи сейчас»

«Я всегда спрашиваю пациента, хочет ли он знать свой диагноз, — рассказал Лев Брылев, врач-невролог, медицинский директор фонда «Живи сейчас». — Сейчас я понимаю, что социальная роль врача, его профессионализм, его контракт с этим обществом и с человеком, который к нему пришел, заключается в том, чтобы поделиться информацией о болезни.

Во всяком случае, врач должен спросить пациента, нужно ли ему это. До сих пор я встретил только одного человека, который ответил мне: я не хочу знать, что вы знаете обо мне, скажите родственникам».

Проблема во врачах? Патернализм или необученность?

Далеко не все врачи разделяют подход Льва Брылева. В советских учебниках по медицине было ясно написано, что не следует сообщать больному его диагноз, и давались советы, как лучше скрыть правду.

«Стремление правильно вести диалог с пациентом извращено патерналистским отношением к нему, — считает Ольга Гольдман. — Пациент ничего не знает, а врач — это человек, который обладает сакральными знаниями».

Однако в информационном обществе такая иерархия утратила смысл. Пациент может иметь даже больше сведений о том или ином заболевании, чем врач, поскольку пользуется интернетом и программами, способными сразу выдать диагноз.

Другая причина, по которой врач не предоставляет больному достоверную информацию (помимо патерналистского отношения) – ему самому это чрезвычайно тяжело.

«Врачей никто не готовит к тому, что им придется сообщать плохие новости. Все сходятся на том, что сообщать надо «индивидуализировано». Но как «индивидуализировано», как конкретно? Каким таким чутьем врач должен это понимать?

Врачам нужно давать техничные приемы, которыми они могут воспользоваться. Вопрос именно в технике: как именно это сделать дозированно, аккуратно, с сочувствием», — говорит Анна Сонькина-Дорман, паллиативный врач, эксперт фонда «Живи сейчас».

Врачи не знают о возможностях паллиативной помощи

По словам Льва Брылева, самое трудное для врача – отправлять своего неизлечимого пациента в неизвестность.

«Большинство врачей, которые ставят диагнозы, разобравшись в ситуации, отпускают человека. Когда ты не понимаешь, что будет с ним и его семьей дальше, ты чувствуешь тяжелую ответственность. Пациент задает много вопросов, а ты просто не знаешь ответов, у тебя недостаточно опыта, и ты боишься этого.

Если бы врач знал, какая именно помощь будет оказываться больному в дальнейшем, ему было бы легче. Если бы он знал, что после сообщения диагноза он передает человека в надежные руки паллиативной службы, где справятся с его болью, что этот человек не будет страдать, я думаю, «выгорания» было бы меньше», — сказал он.

Врачам нужно больше рассказывать о возможностях паллиативной помощи, считает Брылев. Оказывается, во врачебном сообществе информации о паллиативной помощи, которую могут получить неизлечимые больные, остро не хватает

«Информировать принудительно!»

«Средний медперсонал порой ближе к больному, чем врач и даже родственник. Что чувствует медсестра, которая не может ответить пациенту, когда он спрашивает: что со мной?

Я проработала медсестрой 12 лет, и я готова была всю ночь сидеть у пациента и держать его за руку, только бы он понимал, что происходит, и я бы понимала. Чтобы не приходилось отвечать: знаете, вы с утра с доктором поговорите. «Я разговаривал. Сделайте мне еще укольчик.

Почему мне не помогает?» Медсестра идет к врачу и говорит: вы знаете, не помогает. А доктор отвечает: ну, а что тут может помочь, тут ничто уже не поможет. И все ведут себя так, как будто ничего не происходит.

Я за принудительное информирование пациентов!» — такое резкое мнение высказала одна из слушателей.

Российская традиция

Западных врачей удивляет вопрос, надо ли сообщать пациенту его диагноз. Для них это приватная информация, получить которую ни один родственник не имеет права без согласия самого больного.

Речь идет о разных «парадигмах информирования», считает Ольга Попова.

«В России берется в расчет общинный уклад жизни, врач делится информацией с семьей, как с некоей «ячейкой общества», а пациента просто не воспринимает как автономную личность», — пояснила она.

По ее мнению, выбрать тот или иной образ действий для нашей страны довольно сложно, поскольку в России существует «полифония» разнообразных моделей поведения – этических, нравственных и культурных.

Психологи разберутся?

Юлия Данилова, Ольга Гольдман, Анна Сонькина-Дорман

В онкологическом отделении одного из медицинских учреждений Москвы есть определенный порядок сообщения пациенту диагноза и плана лечения. Сначала заходит психолог, потом лечащий врач и заведующий отделением. Врач сообщает информацию, заведующий отделением вежливо слушает, психолог «держит за ручку» пациента. Затем врач и завотделением уходят, а психолог остается, рассказала Ольга Гольдман.

Такая практика имеет свои плюсы: есть хоть какой-то протокол, на который могут опереться врачи, отметила Анна Сонькина-Дорман.

Однако психологическая служба не в состоянии закрыть все пробелы в общении врача с пациентом, считает Анна: «Вот я пациент, меня ведет врач, и вдруг в какой-то решающий момент передо мной появляется кто-то другой, специальный. Как бы он ни был хорош, я это восприму как предательство. Почему мой врач не говорит со мной? Все-таки есть вещи, которые должен делать врач».

Информированные пациенты – это сила

Информированные пациенты могут многое изменить в системе здравоохранения, в финансировании исследований, считает Лев Брылев.

«На конференциях по БАС я встречал людей на колясках. Да, они через три года от этой болезни умирают, но это мыслящие люди, с сильными организаторскими способностями. Они вкладывают и деньги, и свои силы, умения, навыки в продвижение науки. Без них не было бы многого из того, что сейчас происходит в области исследования БАС.

Но если бы они не знали, чем болеют, они ничего не могли бы сделать», — подчеркнул врач.

Фото предоставлены фондом «Живи сейчас»

Источник: //www.miloserdie.ru/article/smertelnyj-diagnoz-zagovor-molchaniya/

9 вещей, которые не должен делать хороший психолог

Мы стали намного чаще говорить и слышать о психическом благополучии, чем это было еще несколько лет назад. И это хорошо, ведь без здоровых эмоций сложно получать удовольствие от жизни. Но повышенный интерес ко всему, что начинается на «психо», привел к наплыву дилетантов.

AdMe.ru узнал, какие 9 вещей не станет делать хороший психолог или другой специалист по душевному здоровью. Читайте и будьте здоровы!

1. Работать в обход своей компетенции

© depositphotos  

Врачеванием эмоций занимаются психологи, психотерапевты и психиатры. Компетенции у этих специалистов следующие:

• Психолог. Это не врач. Чаще слышит от пациентов: «Я некрасивая», «Мой ребенок меня не слушается», «Меня никто не любит».
• Психотерапевт. Может быть врачом, а может и не быть им (ниже объясним, почему так). Чаще слышит от пациентов: «Я боюсь микробов», «Меня так и тянет что-нибудь украсть», «Со мной часто случаются приступы паники».
• Психиатр. Это врач. Чаще слышит от пациентов: «Я слышу голоса», «Я хочу красиво спрыгнуть с 9-го этажа», «Я бог, на колени, раб!».

Хороший психолог не возьмется помогать пациенту с фобией, как и хороший психиатр не станет лечить неуверенность в себе, потому что эти вопросы выходят за рамки профессиональной компетенции. А вот дилетанты берутся лечить все и всех, нередко обещая быстрый и качественный результат.

2. Скрывать образование

Многие так себе специалисты прикрывают отсутствие нужного образования разными дипломами, часто получая их на ускоренных онлайн-курсах. Но никакая бумажка не отменяет того, что у психолога должно быть высшее психологическое образование, у психиатра — высшее в сфере психиатрии. С психотерапевтами сложнее. Право заниматься психотерапией дает:

• Базовое образование (медицинское или психологическое). На него может быть потрачено как 8-10 лет в мединституте, так и в 2 раза меньше времени в каком-нибудь вузе, где преподают психологию.

• Переподготовка. Пройти можно как за 2 дня, получив сертификат арт-терапевта например, так и за 5 лет, став обладателем диплома психоаналитика (психотерапевта, который занимается психоанализом).

Очевидно, что вне зависимости от того, к какому специалисту вы обратились за помощью, следует детально расспросить его об образовании. Профессионал без запинок, смущения или нервозности ответит на все ваши вопросы.

3. Нарушать временные рамки сеанса

© depositphotos  

Профессионал не станет завершать сеанс ни раньше, ни позже оговоренного времени. Во-первых, это элементарная вежливость, ведь у вас могут быть планы. Во-вторых, соблюдение временных рамок создает ощущение стабильности у пациента и помогает ему следовать составленному плану терапии.

4. Критиковать коллег

Если вы посещали психолога, который вместе с психикой обещал «подлечить» энергетику и научить гадать на таро, а затем обратились к другому специалисту — тот может тактично объяснить, почему стоит избегать «врачевателей», подобных тому, к которому вы обращались до него. Не громко рассмеяться, а тактично объяснить. В остальных случаях уважающий себя психолог, психотерапевт или психиатр не станет критиковать методы работы предыдущего специалиста, так как не будет знать истинного положения вещей.

5. Фамильярничать

© depositphotos  

Хороший психолог, психотерапевт или психиатр сделают все для того, чтобы установить доверительные отношения с человеком, который обратился к ним за помощью.

Попросят обратную связь, например, после сеанса, чтобы обсудить сомнения или причину вашего дискомфорта, если они будут.

Но никогда не станут переходить на «ты» без вашего согласия, рассказывать скабрезные анекдоты, отпускать сомнительные комплименты. И набиваться в друзья квалифицированный специалист тоже не станет.

6. Давать много советов

© Комикаки/  

Известный психолог и психотерапевт Михаил Литвак утверждает: «Квалификация психолога обратно пропорциональна количеству даваемых им советов». Это же относится и к другим специалистам в области врачевания души. Их задача состоит в том, чтобы пациент сам подошел к проблеме и нашел для себя правильное решение. Конечно, за исключением случаев, когда помочь могут только лекарства.

• Неправильно: «Чувствуете себя никому не нужной? Заведите собаку!»
• Правильно: «Чувствуете себя никому не нужной? Что, по-вашему, избавит вас от этого чувства? Не знаете? Вспомните моменты, когда вы забывали о нем… И так до тех пор, пока не поймете, что чувствуете себя нужной, когда, например, пишете стихи».

7. Предлагать широкий спектр услуг

© FLYNTOS/pikabu  

Мастер в своем деле — это не только хорошее образование, но и опыт. Получить практические навыки во всех сферах сложно, поэтому профессионал выбирает 2-3 и в них оттачивает свое мастерство.

Например, фобии, навязчивые состояния, депрессии. Или дети: их болезни, взаимоотношения со сверстниками и взрослыми.

А когда специалист и швец, и жнец, и на дуде игрец, то, скорее всего, это не очень хороший специалист.

8. Козырять непонятными терминами

© depositphotos  

«Ваша ятрогения настораживает, надо развивать аффилиацию, иначе не за горами полная деперсонализация» — что-то похожее можно услышать от многих доморощенных целителей душ.

И часто это не следствие высокого профессионализма, а попытка замаскировать некомпетентность.

Ведь хороший специалист делает максимум для того, чтобы на сеансе вы расслабились и чувствовали себя комфортно, и неясные термины в этом совсем не помощники.

9. Навязывать свои услуги

Нет универсального совета, который бы позволил найти психолога, психотерапевта или психиатра, подходящего именно вам. В идеале после первого же сеанса появляется облегчение, чувство того, что вас слушают и пытаются вам помочь. Если не случилось, это даже не значит, что специалист плохой, — может, он просто не ваш. И профессионал не станет вам названивать и давить с целью вернуть.

Важно понимать, что работа над своим душевным состоянием — это в первую очередь ваши старания. И, если вы не прилагаете усилий, чуда не случится, как и не появится красивая фигура от того, что вы просто слушаете фитнес-тренера.

Фото на превью depositphotos

Источник: //www.adme.ru/svoboda-psihologiya/9-sovetov-kak-otlichit-horoshego-psihologa-ot-sharlatana-1611415/